Белорусское искусство протеста

«Именно художники оказались на передовой борьбы старого с новым, добра со злом, общества и диктатора»

В связи с протестным движением в республике Беларусь, в полной мере можно сказать «поэт в Беларуси больше, чем поэт». Маша Колесникова, одно из самых ярких лиц протеста, музыкант и моя коллега, арт-продюсер; Володя Цеслер, член оргкомитета оппозиции, всеобщий любимец, художник, большой художник. И даже, увы, погибший Роман Бондаренко, дизайнер, выпускник академии искусств. Письмо-требование перевыборов и остановки террора подписало полторы тысячи деятелей культуры, что для маленькой страны – почти все.

Роль художника в истории – тема вечная. С одной стороны мы понимаем, что искусство это зеркало, само по себе оно не является движущей силой преобразований. С другой стороны -- жизнь подсказывает один за другим сюжеты, когда художник играет важную, иногда ключевую, роль, особенно в борьбе нового со старым, современного с архаичным, общества с диктатурой. Чаще всего художник выступает как личность, как передовой член гражданского общества, но для меня интересно, когда произведения искусства становятся политическими, протестными. Становятся инструментом преобразований.

В свое время Горбачев признался моему отцу, что перестройка началась со спектакля «Премия» (Заседание парткома). Что этот спектакль, а потом и «Мы, нижеподписавшиеся», повлияли на состояние умов в партийной верхушке. Ну и в целом можно сказать, что в начале восьмидесятых театр был центром свободной относительно гражданской дискуссии. Почему? Наверное, цензура в театре была не такой жесткой, как в книгоиздании или кино – аудитория театра не так широка и вольнодумие в нем считалось не опасным.

В середине восьмидесятых публикации в толстых журналах ранее запрещенных романов сделало это время временем правды. Романы Солженицына, Гроссмана, Булгакова, Пастернака обсуждались в каждой кухне, в каждой конторе.

К концу восьмидесятых эстафетная палочка протестного искусства перешла к рок-музыкантам. ДДТ, Аквариум, Цой, Центр, Телевизор – эти музыканты за несколько лет стали символами нового времени.

В начале 90-х, уже во время экономических преобразований, начало зарождаться независимое кино. Но уже с середины 90-х и до сегодняшнего дня именно визуальное искусство продолжает быть на острие современности. Именно в среде художников рождаются наиболее острые политические манифесты и акции.

Причин несколько. В первую очередь -- это готовность художника выйти на улицу. Ему не нужны посредники для коммуникации с обществом. Это не только стрит-арт, искусство на городских поверхностях, но и акционизм, и распространение вирусных имиджей через социальные сети. Во вторых, художник – сам по себе институция. Все роли – идеолога, автора и исполнителя – в одном лице. Не нужны технологии, ресурсы, директора. Даже широкая публика. Наличие нескольких меценатов в Беларуси позволило вырасти целой плеяде интересных и ярких художников.
И наконец в третьих, мгновенность восприятия изобразительного искусства. Книгу надо прочесть, потратить несколько вечеров, фильм или спектакль, музыкальный концерт тоже требуют времени. Тут же -в общество вбрасывается послание воспринимаемое мгновенно. Выставку, в которой участвует тридцать художников, можно посмотреть за 20 минут. И вот оказалось, что в наше время, когда восприятие построено на скольжении по новостной ленте, на коротких мемах, на покадровом монтаже клипов – именно художники оказались на передовой борьбы старого с новым, добра со злом, общества и диктатора.

Приглашаем вас посмотреть на работы белорусских художников. В следующем году многие из них будут работать у нас в Черногории и к концу года, когда, мы надеемся, форум Свободная Россия пройдет в реальном пространстве, мы покажем выставку протестного искусства и позовем художников в Вильнюс.

«Отторжение обществом режима Лукашенко приобрело необратимый характер»

Более трех месяцев на улицы Минска и других беларусских городов выходят сотни тысяч протестующих. Несмотря на эскалацию насилия со стороны силовиков, аресты и изгнание из страны лидеров протеста, революционные настроения не ослабевают и складывается впечатление, что отторжение обществом режима Лукашенко приобрело необратимый характер. Принципиальным является и то, что отторжение демонстрируется на всех уровнях. Это демонстрируется и на заводах, и на фабриках, на шахтах, и в университетах, практически в повседневной жизни. Мы видим, что у этой революции нет какой-то страты, которая является движущей силой.

Колхозная харизма, на которой 25 лет держался беларусский диктатор, больше не действует и, судя по всему, кардинального изменения политического тренда ожидать не приходится. Возможно, какое-то время Лукашенко сможет удерживать статус-кво за счет использования силовых методов и финансовой и материальной поддержки со стороны Кремля, однако очевидно, что в ближайшей исторической перспективе режим обречен. Добавляет оптимизма жесткая позиция ряда ведущих западных стран, отказавшихся признавать результаты сфальсифицированных белорусским диктатором выборов.

Трансформировавшись из «образцовой советской республики» в нынешний «заповедник социализма», Беларусь сохранила ряд рудиментов советскости – в идеализации советского прошлого, вертикализации власти, национализации ключевых отраслей экономики, а также подавляющем идеологическом контроле государства – в том числе и в искусстве.

Острейший социально-политический кризис последних месяцев – следствие двадцатишестилетнего «закручивания гаек» президентом Александром Лукашенко, постепенно превратившего страну в автократическую вотчину. И дело не только в совершенствовании аппарата насилия: милиции, армии, судебной системы, постепенно оказавшихся полностью подконтрольными диктатору. Согласно Луи Альтюссеру, искусство также является частью «культурного идеологического аппарата государства», который обеспечивает подчинение господствующей идеологии. Однако в Беларуси попытка тотального контроля здесь провалилась, несмотря на полное доминирование государственных институций во всех областях художественного процесса – образования, репрезентации, критики и выстраивания музейных иерархий.

Да, большинство белорусских художников, последовательно прошедших ступени академического системы, стали послушными исполнителями социального заказа либо мастеровитыми декораторами безотрадной белорусской реальности, отказавшимися от критичности высказывания в пользу «красоты», «дизайна» либо «профессионализма» – однако всегда существовала небольшая прослойка независимых авторов, работающих в оппозиции к официальным государственным нарративам.

Стратегии борьбы менялись. Так в конце девяностых – начале 2000-х была актуализирована концепция деятеля культуры-партизана. Партизанская борьба, «партызанка» (бел.) очень органична для Беларуси – «республики-партизанки» в советском мифе о Великой Отечественной войне. Архетип же Партизана исторически укоренен в локальном самосознании гораздо глубже.

«Партизан появляется там, где есть воля к сопротивлению, но нет возможности победить врага в открытой битве» – манифестирует Артур Клинов в первом номере основанного им журнала «pARTisan» (2002), до настоящего времени остающегося единственным независимым журналом о белорусской современной культуре. «Основная задача партизана – физически сохранить свой культурный код, по возможности расширить территорию своего присутствия, максимально разрушить систему и приблизить момент взаимного уничтожения» – в этой части своего манифеста, Клинов имеет в виду, что с уничтожением системы отпадает необходимость в функции партизана. Ирония, эзопов язык произведений, деконструкция официозных «посланий», арт-саботаж и дерзкие вылазки в подконтрольное государству информационное пространство – все средства партизанской борьбы были действенны в рамках отечественной арт-партызанкі. Однако партизанские «тропы войны» в большинстве случаев вели к комфортному эскапизму и добровольному самоисключению из локальной художественной среды в пользу творческой реализации за пределами страны.

Босоногий променанд Михаила Гулина по центральному проспекту Минска «Я не партизан» (2008) обозначил смену принципов борьбы к большей активности и публичности. В начале 2010-х – после брутального подавления протестов против фальсификации очередных президентских выборов стратегии арт-сопротивления изменились. В 2011 году лидер нового поколения белорусских художников Сергей Шабохин актуализирует необходимость перехода от партизанства к арт-активизму и запускает портал «ArtAktivist» – интернет-площадку для публикации и обсуждения злободневной повестки локального и мирового искусства.

Обновлявшийся на протяжении трех лет «ArtAktivist» – не только удачная попытка объединить и политизировать белорусских художников, материализовав в виртуальном мире их «воображаемое сообщество» – но также и победа в информационной войне с официальным арт-дискурсом, разрозненные агенты которого оказались не готовы и не способны к конкуренции в новом открытом пространстве сети Интернет. Искусство, как активный элемент формирующегося в Беларуси гражданского общества, институциональная критика, формирование альтернативных государственным современного музея и архивов – таковы важные составляющие белорусского арт-активизма 2010-х.

Совсем недавно активистские практики большинства современных авторов казались скорее манифестативными – прекрасно выглядящими в формате тотальных инсталляций в выставочных залах и точечных интервенций в общественные и сетевые пространства – но не направленными на реальную борьбу.

Тем не менее, именно сейчас арт-протест имеет все шансы выйти из декларативной плоскости искусства в социальное поле реального противостояния. Верю и вижу, что белорусские художники к этому готовы.