Александр Морозов: Кремль стремительно "растворяется" в общем контуре иллиберальных глобальных тенденций.
Гарри Каспаров выступил с обращением, которое всем, кто знаком с политической историей, остро напоминает выступления Александра Солженицына в США в 1970-е. Как и Солженицын, Каспаров бросает Западу взволнованный упрёк в отсутствии политической воли: сегодняшний компромисс с нелиберальными режимами обойдется дорого завтра. Каспаров, как и Солженицын, не рассчитывает на демократическое движение в России «снизу», призывает к ужесточению санкций с единственным расчетом на раскол кремлёвских элит.
Гарри Каспаров – умный, опытный, всемирно известный человек, его голос имеет значение. Он фиксирует позицию, которая, несомненно, останется в политической истории, так же как и позиция Солженицына. Аналогия усиливается еще и тем, что голос Солженицына звучал «без адресата», но уже через несколько лет президентом США стал Рональд Рейган и «время компромисса» кончилось. Ещё через несколько лет начался «раскол элиты» в советском руководстве, и в 1991 году «Восточный блок» распался. Эта аналогия создает и контекст некоторой надежды в отношении позиции Каспарова.
Однако сейчас ситуация сложнее, чем она была в конце советского периода. Дело не в нехватке политической воли у руководителей Запада, а в гораздо более масштабной проблеме. В начале столетия и внутри Запада, и вне его стабилизировалось много «иллиберальных режимов«, хорошо встроенных в глобальный экономический обмен.
«Кремль стремительно «растворяется» в общем контуре иллиберальных глобальных тенденций»
Разумеется, Саудовская Аравия – не то же самое, что Венгрия, а Филиппины – не то же самое, что Турция, всё это разные формы «иллиберализма». Но в целом образуется широкий контур политических режимов и укладов общественной жизни, которые гораздо ниже тех стандартов верховенства права, демократии и прав человека, которые являлись нормативными для политики Запада весь послевоенный период. Этот «иллиберализм» (по-русски часто используется термин «фиктивная демократия») не объединен в «блок», как это было во времена противостояния «двух систем», и это ещё более ухудшает ситуацию. «Восточный блок» совершенно иначе был встроен в систему глобальной конкуренции, в мировую экономику, чем весь нынешний мир иллиберализма. Он имел гораздо более консолидированную политическую теорию, которая не только критиковала потребительское общество Запада, но и предлагала альтернативную концепцию «свободы, равенства и братства». Интеллектуальный, политический и военный ответ было гораздо проще построить, чем ответ на сегодняшнюю ситуацию.
Всё это заставляет задуматься о том, что точечный ответ Запада на угрозу, которую несет Кремль, скорее всего, уже невозможен. Кремль стремительно «растворяется» в общем контуре иллиберальных глобальных тенденций. По-видимому, «проблема Кремля» теперь может быть решена только в более масштабном контексте. Здесь вызов такого масштаба, что глобальным силам разных стран и континентов требуется пробуждающее событие масштаба Французской революции или объединенной победы над нацизмом. Только так к жизни могут быть вызваны энергии, которые были бы в состоянии захватить весь посттранзитный, постколониальный мир, сложившийся после 1945-го и после 1991 годов. Требуется новое прочтение нормативных оснований, на которых покоятся общества, составляющие гуманистическое ядро человечества.
В российском обществе, как и в других иллиберальных режимах, есть та часть, которая станет участницей этого процесса, когда и если он начнется. В этом нет сомнений. Но вот надежда на нового Рейгана, который сможет консолидировать Запад в походе против глобального тренда, частью которого стала путинская Россия, – эта надежда, честно говоря, выглядит безосновательной. Надежда теперь связана со способностью человечества к более масштабной саморефлексии, чем те модели борьбы с «Восточным блоком», которые оказались успешными в прошлом.
