Выученная беспомощность. Можно ли с ней бороться в условиях военного времени?

В ходе войны в Украине и следственной ей эскалации всё чаще из уст аналитиков и журналистов можно услышать термин “выученной беспомощности”. Чаще всего его [термин] применяют к гражданам Российской Федерации, когда пытаются аргументировать причину сохранения действующего государственного строя, отсутствие массовых волнений и так далее при наличии достаточно обширного количества недовольств. В эти недовольства входят совершенно разные факторы, относящиеся к разным прослойкам населения.

В данной статье мы поговорим о феномене выученной беспомощности, о ее формировании в российском обществе, а также влиянии на некоторые события в реальном времени. Мнение, высказанное в тексте, может не совпадать с мнением всего проекта Института Свободной России и остальными его представителями.

Выученная беспомощность и ее формирование в Российском обществе

Выученная беспомощность – хроническое состояние человека, при котором человек не предпринимает никаких действий для того, чтобы улучшить состояние своей жизни. При таких условиях индивид не наблюдает связи между своими усилиями и результатами. Коронная фраза «Это всё равно ничего не поменяет» наверняка встречалась многим за последнее время в самом неоправданном ключе.

Теорию выученной беспомощности вывел американский психолог Мартином Селигман во второй половине 20 века. Благодаря экспериментальной базе ученый пришел к выводу, что выученная беспомощность возникает при многократном повторении ситуаций, в которых живое существо не имеет возможности каким-либо образом повлиять на ситуацию.

В нашем случае, чтобы такое теоретически огромное количество человек были носителями синдрома выученной беспомощности, нужно искать что-то более общее, чем просто желание изменения политического строя. Все-таки, как кажется именно мне, чтобы найти причину общности, нужно заглядывать в гораздо более мягкие для человеческой психики времена. В детство.

Многие психотерапевты утверждают, что личность ребенка формируется до 12 лет. До момента популяризации в России системы осознанного воспитания, в котором продвигается идея индивидуализма и личных границ каждого, перенималась модель , при которой ребенок обязан слушаться старших даже тогда, когда они могли быть не правы. Советское воспитание добавило свои правила, при которых комсомолец с юных лет должен быть всегда при деле, отлично учиться, быть быстрее, выше и сильнее. Знаменитые 90-е вообще не оставили возможности «капризничать», как говорили тогда многим детям. Не было выбора что поесть, во что одеться, как провести досуг. Таким образом, большая часть совершеннолетних людей в современной России просто не обучена что-либо решать и\или чувствовать значимость своих решений. Печальные исторические события и идеологическая ментальность стала почвой, в которой с детского сада формировалась идея о том, что ты ничего не решаешь. Решает всегда кто-то главнее, кто-то старше, кто-то выше, но не ты. При этом сложно протестовать против того, что является нормой для большинства.

Основные признаки синдрома становятся примерно понятны уже из его определения. Нету желания менять что-либо, становиться лучше, ведь все бесполезно и всегда ничего не получается так, как нужно. Будет только хуже, зачем брать ответственность и вновь, и вновь чувствовать горечь внешнего порицания.

В более спокойные времена в политической среде с ней столкнулись, например, те, кто вел предвыборные кампании. Люди вроде и были расположены к тому, чтобы с новым депутатским составом их жизнь в районе стала лучше, однако, довольно часто отказывались элементарно приходить на участки голосования, поскольку «их голос ничего не решает». Большую часть времени в кампании тратится ежегодно на то, чтобы люди все-таки поверили в себя и пришли, не развернувшись в последний момент на пороге.

К слову, свой вклад внесла и упомянутая много раз в предыдущих статьях пропаганда, настраивающая людей на состояние, при котором они поверили в бессилие.

Как выученная беспомощность влияет на результативность протестной деятельности?

Если к психологии и психотерапии на постсоветском пространстве до сих пор относятся часто со скепсисом даже, казалось бы, некоторые соратники-оппозиционеры, можно представить масштабы проблемы, с которой мы все столкнулись в этом году, когда речь шла уже далеко не о новых скамейках около дома, а о невинных жизнях, о решениях государства, под которыми не было рациональности, была только жажда вести захватническую военную деятельность.

При сложившихся неописуемо трагичных обстоятельствах мы не видим тысячи людей на улицах городов. Разумеется, это можно объяснить естественным желанием обезопасить тебя и своих близких, когда людей выдергивают и сажают просто за пацифистскую антивоенную риторику. Тем не менее, по моим персональным наблюдениям, снижение количества людей в публичных оппозиционных акциях – естественная проблема последних лет. У нас действительно перед глазами очень мало современных примеров, когда массовый публичный протест «что-то решил». Читатель понимает, что здесь имеется в виду не то, что сам публичный протест вроде митингов не имеет пользы, имеется в виду, что мало примеров в последние годы, после которых действительно что-то изменилось. Из-за этого большое количество активистов тоже, попадая систематически под раздачу и не получая результат, перестали посещать публичные оппозиционные мероприятия. Поскольку, цитата, «это все равно ничего не решает».

С точки зрения политического же управления антивоенными и оппозиционными мероприятиями, с многими политиками играет очень плохую шутку их пренебрежение значимостью человеческой ментальности, пренебрежение большим количеством фактов, а также искренняя вера в свое особое предназначение и спорность одной единственной речью избавиться от проблемы, которое формировалась долгие годы.

Поэтому для многих стало откровенным шоком, что гражданское население в некотором проценте готово отправиться по призыву на войну даже не из-за убеждений, а потому что считает, что он не может повлиять на ситуацию. Одной из причин этого эксперты как раз называют синдром выученной беспомощности, при котором люди даже не пытаются изменить ситуацию и спасти свою жизнь. Ведь откуда человек, за которого принимали решение даже по выбору специальности в вузе, найдет в себе силы в одночасье поменяться, избавиться от предрассудков и страхов и спастись?

Однако сейчас мы все находимся в ситуации, когда из-за действий нашего государства погибают жители другой страны, а собственные служат в качестве расходного материала. В этой связи результат прекращения кровопролития также зависит от скорости изменения ситуации во внутренней политики России, к сожалению, мы не имеем такого количества времени, как раньше. Однако, как ни странно, перестав что-либо делать, мы и сами можем утонуть в выученной беспомощности.

Какие действия можно предпринять?

Как мы поняли из предыдущей части, в контексте войны с другим государством, для нас важно научиться как-то работать с этой массовой выученной беспомощностью, будь то гражданское население, либо наши коллеги-активисты, которые устают и не получают периодически, возможно, необходимой поддержки и объяснений.

Для начала нужно понимать, что напрямую заставлять человека измениться, если он сам этого не хочет, невозможно. Сперва необходимо осознание собственной проблемы, а уже для этого нужно начать говорить с населением об этом, информировать его, однако, точно не через призму порицания. Если человеку с выученной беспомощностью продолжать говорить, что он ничего не добьется, обвинять его в бездействии, то его сомнения в собственной беспомощности только усилятся, как, в прочем, усиливаются у многих сейчас.

Политолог Екатерина Шульман о выученной беспомощности на стриме «Приемный день» говорила о борьбе с выученной беспомощностью следующее: «Выученная беспомощность преодолевается тем же, чем преодолевается низкий уровень доверия. Это одно из наших социальных проклятий, социальных проклятий всех граждан посттоталитарных обществ. Преодолевается совместным действием или, еще точнее, успешным опытом совместного действия. …Вопрос, как начать? Каким образом преодолевается, казалось бы, невозможность успешного совместного действия в обстановке, которая неблагоприятна для совместного действия?.. Никакого другого рецепта кроме, во-первых, осознания своего положения, осознайте реалистически и свои возможности и свои риски…Маленькими шагами, совместно с другими людьми, объединяясь по принципу общности, интересов, и отмечая обязательно любые свои самые небольшие достижения…Все зависит от настойчивости этого его [человеческого] желания».

В этой цитате есть очень важное замечание, что необходимо увеличивать количество совместных возможных мероприятий для людей, которые будут носить объединяющий характер. Это не всегда может носить прямую антивоенную риторику, это может быть что-то к ней близкое и менее, вероятно, пугающее, а также что-то, что даст людям за короткое время почувствовать себя в сил,ах менять окружающий мир. Добиться, например, совместными усилиями, чтобы вести во дворе раздельный сбор, либо того, чтобы перебороть какой-то общий бытовой страх.

В случае с теми, кто находится под угрозой мобилизации и впал в состояние близкое к фрустрации, необходимо говорить с точки зрения ценности их индивидуальности и их жизни, и очень важно, чтобы это говорил тот, кто искренне верит в сказанное. Человек не должен чувствовать себя беспомощным и одиноким в своей беде, чтобы выбраться он должен чувствовать опору в близких. Также, чтобы помочь мобилизованному, необходимо делиться с ним обоснованной информацией об  имеющихся альтернативах.

Да, к сожалению, в своей массе побороть выученную беспомощность занятие долгосрочное, фактически требующее, чтобы им занимались те, кто осознают, что такие вещи быстро не происходят сами собой и с минимальными усилиями. Однако, мы можем начать говорить с людьми искренне и по-человечески, научить их быть, собственно, людьми, которые могут самостоятельно начать принимать решения, что очень невыгодно всей российской государственной системе.

Для создания «общности» необходимо продолжать создавать программы, которые будут всенепременно приводить к какому-то положительному результату. Например, нельзя давать обучающие мероприятия, которые не ведут за собой положительного для участников итога, в противном случае они совершенно естественно только усилят чувство беспомощности перед мирозданием, будут постепенно терять интерес с подобного рода деятельности.

Разумеется, я в очередной раз скажу о том, как принципиально важно фиксировать результат целевого взаимодействия с гражданами с помощью исследовательских программ. Для крупных проектов это, безусловно, независимая социология с уклоном в психологию, для малых мероприятий, как, в общем, было указано в примере выше, базовая аналитика и срезы состояния участников деятельности в разные периоды времени. И за этими цифрами нужно наблюдать и постоянно иметь в виду для объективной оценки и принятия грамотных, в том числе управленческих, решений.

В условиях войны обществу действительно тяжелее будет преодолеть такую проблему, как выученная беспомощность, однако, это не повод поддаться унынию, на которое расчитывают наши политические оппоненты – наоборот, это причина говорить и действовать активнее.

Дарья Слугина

Видео
Главная / Статьи / Выученная беспомощность. Можно ли с ней бороться в условиях военного времени?