Катерина МАРГОЛИС: «Грязь есть грязь. А ничтожество остается ничтожеством»

Отметили очередное восшествие на трон ничтожества новыми обстрелам. Из подворотни через КГБ – в мафию,  затем – в полномасштабный фашизм. Из грязи — в князи тьмы.

 

Но грязь есть грязь. А ничтожество остается ничтожеством.

Ночь была адская.

Из КиевА пишут: «Відсвяткували осідання на трон царя та початок победобесия обстрілом нас. Два дні з пихатими рожами будуть волати «дєди ваєвалі», «ми вяликіє, нас баааятся»…
Знову ракети, «кинджали», «шахеди». Знову генерація по країні.
Київ чуть трохи, більш перевірка наявності ППО.
У подруги було гучно, якраз із її боку заходили. У мене дальні бахи. Хто спав, то міг не чути.
КАВА, лікар, праця».

И дальше: «Ще більш лячно – не обстріл, а те, що це починає сприйматися як рутина. Ще один. Пережили цей, буде наступний, за ним іще. У спокої нас не залишать. Ніколи. Це треба усвідомити та прийняти».

Нет, так не должно быть. Так не может быть. Так не будет. Ніколи знову!

Читаю, смотрю, слушаю. Листаю соцсети. И не перестаю ужасаться бездне.

Что с войной, что с фашизмом, что с 90-ми — одно и то же поразительное в своей незатейливости явление наблюдаю третий год (а на самом деле – второй век) в разных масштабах и изводах.ру: тотальное отрицание неудобных фактов и собственной ответственности в любой форме и просто отрицание/порицание/осмеяние всего, что не укладывается в собственную картину мира и противоречит своим интересам. А заодно – собственному светлому образу на фоне эпохи. Любой.

Певчих сняла фильм о том, как из сегодняшнего дня глазами ФБК видятся 90-е, — хейт, хейт, хейт.

Марголис пишет об ответственности россиян и о преодолении имперской ментальности как о скрепе , соединяющей путинцев с антипутинцами: хейт, хейт, хейт.

Костюченко, моя подруга, блестящая, самая отважная журналистка с мировым именем, авторка не близкой мне своим названием, да и главным внутренним мотивом, но очень честной и страшной книги о том, как россияне легко и непринужденно надели на детей гимнастерки, а на себя фашизм. О том, что фашизм наступал, она писала годами, но московская тусовка лишь посмеивалась над радикалкой-провинциалкой. Книга Лены вышла в прошлом году. Она уже переведена на множество языков и в топе списка The New York Times.

Теперь — внимание! — Лена написала о СВОИХ детских воспоминаниях. О голоде, о нищете конца 90-х в Ярославле. «Как деньги на сахар откладывались с зимы. В 98-м сахара у нас не было. Куриные шейки. Куриные лапы. Куриные желудочки. Котлеты в школьной столовой, белые внутри. Кошки, которые обкусывали хлеб, если его на секунду оставить на столе.
Как не раз и не два у мамы в троллейбусе разрезали сумку и вытаскивали кошелек. И мама занимала деньги. И отдавала деньги. Как искали монетки по зимним курткам. Как я купила с первого заработка шикарное – свердловскую слойку – и отдала маме. Мне было 9 лет. Да, мы выжили. Нет, я не прощу».

Вы думаете, ее поддержали ? Свои, родные ру? Да что вы. Хейт, хейт, хейт.
Заметим в скобках, что мизогиния, умноженная на гомофобию, — дополнительный бензин для этого адского пламени.

Комментарии под ее постами заслуживают даже не антропологического, а энтомологического внимания.

Она виновата, ее мать, лучшая заслуженная учительница города и выдающаяся личность, удочерившая одна, кроме Лены, еще и девочку из детдома в самые голодные годы, в воображении комментаторов сразу превратилась в алкоголичку, сама Лена, конечно же, все выдумала. Чур нас, чур! С нами такого быть не могло и не может, а значит, нужно срочно найти отличительно-уничижительный признак, а лучше – сразу несколько, по которым эти «они» – не «мы». А уж будут ли это нестоличные люди, люди ЛГБТ, представители национальных меньшинств или украинцы — вопрос времени и усилий. Шовинизм – идеальная подпитка для фашизма. Для деления на каких-то «их» и «нас».

В конце дня Лена написала третий, отчаянный пост: «Стыдно быть нищей. Стыдно. Стыдно. Стыдно быть нищим ребенком. Стыдно быть моей мамой, которая протащила через этот ад меня и сестру. С сестрой (она детдомовка) мы познакомились в больнице, куда она попала от тяжелого недоедания. Ей было шесть. Стыдно быть учительницей. Стыдно быть мамой-одиночкой. Как мне пишут, «ярославские леса богаты грибами и ягодами, что же вы». Что же вы.
Ничего не было. Ни моей цинги, ни пеллагры сестры, ни голодных обмороков маминых учеников, ни одноклассницы, которая зашла в гости и я ей предложила пожарить костный фарш с овощами (мы уже неплохо жили, ахаха), а она отшатнулась.
Кто хотел, тот зарабатывал. Ваша мама, наверное, пила?
В 10-м классе меня позвали на свидание в «МакДональдс». У нас в городе открыли «МакДональдс», и ходить мимо него было невыносимо. Он пах – хлебом, маслом, мясом.
Страшнее всего было с обувью. Страшнее всего было на рынках. Страшнее всего было собирать бутылки в Бутусовском парке и покупать на них что? Сосиски.
А пельмени. То, что мы называли пельменями. Господи.
И я всегда помнила, что нет, это не самая чернота, но она рядом. Буквально в соседней квартире. Я ее видела.
Для меня, для моей семьи, для очень многих людей вокруг меня это время – время ужаса. Ужаса привычного, неострого, отвратительного, который, да, хочется забыть.
Но я помню.
Здесь я, видимо, должна извиниться за свою память. Но я благодарна ей.
Когда вы отрицаете мой опыт и опыт людей, которые делятся своим ужасом, вы хотите нашего молчания? Нашего стыда? Вы думаете, что если написать «не было такого», оно станет непроизошедшим? Подумайте, пожалуйста, для себя.
Я закрываю комментарии к этому посту. Я живая, мне больно. В предыдущих двух можно ответить на вопросы выше – ну или обсудить, какая я сумасшедшая, как я сижу на грантах от Певчих или на подсосе у Путина, как я художественно домыслила, то есть наврала о своем детстве, которое, да, должно быть временем радости и защищенности, но нет, не сложилось.
Спасибо всем, кто говорит через стыд. Однажды ужас перестанет происходить внутри нас, но только если мы не будем молчать».

Нет, Лен, стыдно должно быть не тебе.
Но ужас не перестанет происходить, даже если не молчать.
Хотя не молчать очень важно.
Но еще важнее говорить о том, что не вызовет поддержки и понимания.
Это что-то называется простым словом «правда».
Ты это знаешь лучше, чем кто-либо.

Это то, о чем мы говорили,сидя на венецианской набережной весной 2022-го, когда, приехав с войны, из Украины, ты стала искать краски, ибо слов после того, что ты видела, уже не было.

Венеция самой своей красотой дает жизнь. И мы сидели вместе с тобой и с твоей будущей женой Яной у самого края воды, и я не учила вас рисовать — мы просто вместе давали пятнам акварели свободно растекаться по бумаге. Потому что второе главное, оно не в словах, а в переливе волн, в красоте растекающихся, сливающихся и переливающихся красках, в грузовиках и в окопах, и на фронте, и в тылу. Это свобода.

И третье, оно без слов и без линий: любовь.

И мы можем быть сто раз не согласны, но это третье переможет.

«Не обращай внимания» — легко сказать.

Конечно, крошкам.ру не нравится фильм об их соучастии в ельцинско-березовском олигархате, но точно так же им не нравятся воспоминания о голодных годах маленькой девочки — это неприятно и портит собственные светлые воспоминания и обличает самим своим существованием. Ведь главный спорт — обелить себя, свою юность, свою роль на фоне эпохи — за чей счет? Кто же считает… Ведь главное— не взять ни толики ответственности на себя за другого.

Явление простое, как пень: если мне что-то неудобно, я буду это отрицать, высмеивать и постараюсь устранить того, кто производит неудобные мне звуки или буквы. Лагерный менталитет. Криминальные повадки. Въевшиеся под кожу российской интеллигенции и не интеллигенции в равной степени. Зона на то и зона.

Уже писала на днях о 90-х: «Да, для меня, моей семьи и нашего круга это было время надежд и свободы, но я прекрасно осознаю, к какому ничтожному проценту погрузившейся в ужас и отчаяние страны я отношусь. Я, выращенная на самиздате и диссидентстве, на книгах и ночных радиопередачах под треск глушилок, не могла поверить тому счастью, на которое пришлась моя юность. Я была влюблена и окрылена, я никуда не хотела уезжать, ходила на митинги и демонстрации, разбирала архивы «Мемориала», училась, любила, надеялась. Мы, искренне верившие в свободу как в высшую ценность, были всего лишь операцией прикрытия для тех, кому свобода была нужна как средство.

Потом я все же уехала, но уже с младенцем на руках и совсем по другой, хотя, на самом деле, по той же причине: общество шовинизма, мизогинии и подавления личности, неуважение к жизни как к ценности на всех уровнях. Даже среди самых рафинированных интеллектуалов и академиков. Это же наблюдаю и по сей день.

Мой эхолот по-прежнему работает хорошо, и рельеф дна моих бывших соотечественников в основной массе мне давно очевиден».

И хотя, повторю, для нашей семьи 90-е были расцветом свободы, новых возможностей, отца, уже известного ученого с мировым именем, стали выпускать, наконец, звать преподавать и читать лекции (бедно, на грани нищеты, мы, многодетная полудиссидентская антисоветская семья, жили как раз при СССР в 70–80-х), тем не менее, у меня хватает мозгов и знаний понимать, что мой опыт одного перешитого пальто в 80-е и первой американской джинсовой юбки в 90-е не дает никакого представления о жизни страны, а минимум уважения — это не экстраполировать его на других, а слушать, читать, понимать, ужасаться и сочувствовать тем (а их большинство), для кого рассказ Лены — часть личного опыта.

Парад отмороженных комментаторов.ру. Все снова рассказали всё о себе и своем убогом внутреннем выжженном и вытоптанном ландшафте.

Почему пишу об этом сегодня? Потому что это то же явление, которое сделало возможным не только начало, но и ведение этой войны: лагерный менталитет, отсутствие эмпатии. Фашизм как modus vivendi.

Ровно то же и по отношению к Украине— реакция агрессивных травматиков и виктимблейминг как оберег: это только с какими-то не такими «ими» может что-то не то случиться, это где-то там, «у них», делают какие-то «они», а мы ни при чем. А уж 90-е, война или насилие в соседней квартире — дело десятое. Механизм тот же: не только наплевать на ближнего, но и плюнуть ему в тарелку или в лицо. Такая вот пещерная архаика. Колдовская практика — от сглаза да порчи.

Только портить уже нечего.

Never again.
Stop-ruscism.

А остальное – в обращении президента Зеленского из черниговского подвала…

Видео
Главная / Статьи / Мнение / Катерина МАРГОЛИС: «Грязь есть грязь. А ничтожество остается ничтожеством»